– Нет, –сказалаМаринка, – выего большеобижали.
– Разве?
–Конечно, иособенно тыстарался, –сказала СветкаСереже.
– Разве? –опять сказалСережа.
– Я,кстати, непоняла, чтоты говорилпро путчистоввчера. Что вродебы ихподдерживаловсенаселение?
– Да.
–Первый раз обэтом слышу.
– Я такдумаю.
– Я тожетак думаю, –сказал я. – Ябыл в те дни вдеревне, напасеке, иуспелпообщатьсясо многими идовольноразнымилюдьми. Спростыми колхозниками,трактористами,продавщицами,мелкимипартийнымибоссамиговорил. Сагрономом ипредседателемколхозапобеседовал.С пьяницамивсех сортов ис трудовымнародомобщался. Ивсе, как один,с каким-тодажезлорадствоми потирая рукиговорили, чтовот, мол,наконецнашлись нормальныелюди, теперьнаведутпорядок.
–Ребята, –сказалаМаринка, –второй деньпро путчистов– это перебор.
– Да, –сказалаСветка, –давайте очем-нибудь другом.
– Есливы хотитесовсем одругом, тогдапридетсяговорить продиссидентов,– сказал я.
– Нет,Илюша, я неэто имела ввиду.
– Сдиссидентами,кстати,произошлосамое смешное,– сказалСережа. –Вернее, самоепечальное.Они боролисьвсю жизньпротивсистемы. Аим-то как разразвалсистемы былкрайне невыгоден.
–Почему? –спросилаМаринка.
– Потомучто это былив основномлюди, неприспособленныедля жизни.Они жили,никогда особенноненапрягаясь. Акогдасистема,против которойонисражались,вроде бырухнула, и когда,по крайнеймере,казалось, чтоим были предоставленывсе права,они даже и непопыталисьпопробоватьреализоватьэти своиправа. Потомучто они давнорастеряливсе своиталанты, уних не былоникакого опытаработы, небыло знаний ивообще не былоничего.Поэтому, неимея даже тойпрежней работы,которая иххоть как-токормила, и потерявморальную иматериальнуюподдержку сЗапада, они,не нужные ужесовершенно никому,скатились сграни нищеты,на которойонидержалисьраньше, вполнуюнищету.
– Да, этобыло ужасно, –сказал я. –Былоневыносимобольновидеть людей,которыми тывосхищался,которых тыпочти чтобоготворил, настолькопотерявшимися.
– Частьиз нихкинулась внародныедепутаты, –сказалСережа. – Онихотели как-тоучаствоватьвполитическойжизни страны.Но они не смоглипротивостоятьтем, ктонадел их одеждывзамен своихвыцветшихкрасных.
–Многиедиссидентысталиуезжать вАмерику и вдругиестраны, –сказал я. – Иони почему-торешили, чтоинакомыслиеможетзаменить профессию.И они оченьбыстропоймаливторое дыханиеи прямо безотдыха икакого-тоособогоразмышлениясталиинакомыслитьтам, куда онитолько чтоприехали.
– Икак-то оченьбыстро и,по-видимому,незаметнодля себясталипроповедоватьидеи, противкоторых ониже самисражалисьвсю свою жизнь.
– Да, –сказал я, –ходят теперьпосредиживого народасо сбитымприцелом ипалят кудапопало.
И тутСветка сМаринкойвмешалисьпочти одновременнои сказали,что больше нехотят слушатьни о какихдиссидентах.Мы заказали ещевина и уже допоздней ночиобсуждали, чтомы будемделать, когдавернемсядомой, и говорилиочень долгооб этом, и вконце концоввсе сошлисьна том, чтопрежде всегомы пойдемупражнятьсяв зал, чтобыэто глубокоечувство виныза все, что мыздесь съели ивыпили,поскореепокинуло нас.
Наследующееутро мыпроснулисьпоздно. Позавтракалии потомвызвалитакси ипоехали ваэропорт. Ичаса черезтри ужелетели домой.
Мыподлетали к LaGuardia и в этовремяуслышалиобъявление:“В Нью-Йоркепрекраснаяпогода,температурасемьдесятпятьградусов поФаренгейту”.И тут всезакричали,засмеялись исталиаплодировать.А некоторыедаже отстегнулисвои ремни,вскочили скресел и вовсю лупилидруг другу владоши.
Ну, чтотут говорить.Вы, конечно,знаете, как эточертовскиприятноподлетать кНью-Йорку исмотретьсверху наМанхэттен. Мыоблетали егосо стороныХадсон-ривер.Но стали разворачиватьсявлево толькотогда, когдапрошли Governor's Island. И явсе пыталсярассмотретьСтатуюСвободы, но,конечно, таки неразглядел ее.Но потом мысталиснижаться, иуже былихорошо видны Бэттери-парки лодки,которыеподвозилинаших изХобокена иДжерси-Ситичерез Хадсонк причаламтолько чтоотстроенногосадика около WorldFinancial Center. И, конечно,были хорошовидны башни WorldTrade Center. И глазскользилвдоль всейэтой грудынебоскребовнижнего городатуда, дальше,наверх. Игде-то,начиная сГринвич-виллиджи НижнегоИст-сайда,шли строгопараллельнымирядами всеавеню. Онитак ипродолжалирассекатьМанхэттен, дажев том месте,где онинатыкалисьна другуюгрудунебоскребовв его среднейчасти. ИтолькоШестая иСедьмаяавенюпрерывалисьна темномпрямоугольникеЦентральногопарка.
Мыпродолжалиснижаться иповорачиватьеще левее иуже летеливдольИст-Ривер. И явсеудивлялся,какимидлиннымибыли все этипричалывдоль нее. Имне казалось,что я могуужераспознатькоробку “Чейза”– самуювысокуюкоробку вэтом месте,котораятеперьсмотрела нанас своимторцом.
В этотраз былихорошо видныдаже мосты. Имне еще разпришлосьудивиться,когда я увидел,что Бруклин-бриджиМанхэттен-бриджрасположенысовсем непараллельнодруг другу, какэто кажется,когда тыедешь понабережной.
И я всесмотрел исмотрелсверху наМанхэттен иникак не могнасмотреться.И я пересталсмотретьтолько тогда,когда мыстали переваливатьс боку на бок, и япотерял ориентацию.
Мыпродолжалибыстроснижаться искоро почувствовали,как нашсамолеткоснулся посадочнойдорожки.Почти сразуже взревели двигатели, исамолетначал резкотормозить.
–Стоить,Зорька,стоить, –сказал я ипосмотрел наМаринку. Онаулыбалась.
– Тычего? –спросил я.
– Дома, –сказалаМаринка. –Наконец-то мыдома.
Г л а в а 24
Я сел начетвертыйпоездзеленой