Бредовый суп - Страница 32

завтра – вдругом, тогдакак?

– Так небывает, –сказал Борис.

– Тыуверен вэтом?

–Конечно.

– Тебепривестипримеры,когда…

– Нет,такиепримеры я ибез тебязнаю, – сказал Борис.– Такие вещислучаются,когдапоявляетсячто-то новоев искусстве,к чемуобщество ещене готово.

– Тоесть, тыхочешьсказать, чтоэлитная группавсегда права,но иногда неготова быть правой.Так?

–Наверное,так.

– Абывает так,чтобы всемулитературномусообществуне нравилсякакой-тописатель? Чтобывсе говорилипро него, чтоон, дескать,исписался ичто его “Трефовыйкороль” сущаяерунда? Ачерез сто летвдруг – бэмс! – ивсе сталиговорить, чтоон гений,каких не былои не будет, а“Трефовый король”– глубочайшаявещь?

–Хорошо,считай, чтоты менязапутал, – сказалБорис. – Акакова твояточка зрения?

– Всеочень просто,– сказалСережа. –Одним нравитсяодно, другим –другое. Вот ивсе. Я не знаюничеготакого, чтомогло быубедить меняв том, чтосуществуетнекоторыйабсолютный критерийоценки того,кто прав. Покрайней мере,никто неможетсказать этовнятно. Темне менее,многиесчитают, чтохорошее иплохое – этонечтоабсолютное.Они распространяютэто на все. Намузыку, навсе видыискусства, наобщественноеустройстволюдей и на ихпоступки.

– Я такне считаю, –сказал я.

–Спасибо, –сказал Сережа.

–Пожалуйста.

–Единственное,что кажетсямнесущественным,так это то,скольколюдей любятчто-то, – сказалСережа. – Еслинечтонравитсямиллионам –вот это ужеочень важно.Хотя быпотому, чтоони платят заэто. Кстати,развитиемузыкивсегда былосвязано стем, чтобыудовлетворятьвкусам тех,ктооплачиваеттрудымузыкантов.Композиторывсегдаписалимузыку не длясебя. Ониписали ее длятого, чтобыонапонравиласьдругим,которыебудутплатить заэто деньги.

–Значит,по-твоему,музыкантыдолжны идтина поводу умасс? – сказалБорис. –По-моему, этоопаснаяточка зрения.Это можетпривести кполномуупадку. Воттогдаповсюду будутигратьтолькокраковякСтаровольского.

– Амузыкантывсегда шли иидут наповоду у масс.Во всякомслучае, всвободномобществе. И,видишь, ни ккакомуупадку это непривело.

– Этокакпосмотреть. ВАмерикеинтерес к классическоймузыкепадает.

– Этотолькозначит, чтовсе больше ибольше людейначинаетинтересоватьсячем-то другим.Я понимаю,что этот фактнеприятен тем,ктопрофессиональнозанимаетсяклассическоймузыкой. Темне менее, этовсего лишь ихличныепроблемы. Чтоже ты хочешь,чтобы людейпрямо иликосвеннозаставлялиинтересоватьсяклассическоймузыкой?

– А яничего невижу плохогов том, чтокогда-то мнепривилилюбовь кклассическоймузыке.

– А дляменя однотолько слово“привили”кажетсяпротивоестественным,– сказал я.

– У тебяи у тех, ктотебявоспитывал,собственноговоря, былоне так уж имного выбора,– сказалСережаБорису. –Кое-что изклассическоймузыки,кое-что излитературы,русские народныепесни ипляски,классическийбалет и танцымужиков вармейскойформе. Вот и все.

–Знаешь что,Сережа, –сказал Борис,– я не очень-тос тобойсогласен,хотя, честноговоря, в такойплоскости обэтом никогдане размышлял.Мне надо,наверное,немногоподуматьсамому. Новот у тебягде-то проскочилото же самое ипро поступкилюдей. Тут ябыкатегорическис тобой несогласился.

–Почему?

– Тысчитаешь, чтонет ничегоабсолютнохорошего илисправедливого?Мне казалось,что на этомвсечеловечестводержится.Если не будетничегосвятого, общегодля всех...

–Послушай, –сказалСережа, – еслиты пытаешьсявойти впереполненныйвагон сабвея,то ты удивляешься,почему народне можетпройти всерединувагона, гдесовсемсвободно. Акогда ты ужезашел в вагон,ты сразуначинаешьудивляться,почему всепродолжаютпытатьсязайти, исовершенноискреннедумаешь, чтосвободныхмест в вагонеуже нет. Аесли считать,что понятие осправедливостиодно и то жедля всех, то кактогда можнообъяснитьвсе этивойны, когдадесятки,сотни тысячили дажемиллионы людейсражаютсядруг сдругом? Ведьподавляющеебольшинствоиз них веритв справедливостьсвоихдействий.

–Значит лиэто, что ты несмог бысражаться нина какойвойне настороне когобы то ни было?

–Почему? –спросилСережа.

–Потому что тыбы сражался,знаянаверняка, чтотвойпротивникискреннеборется за правоедело.

– Заправое длянего дело, –сказалСережа. – Людибываютвовлечены вкровавуюсхватку, и у нихне остаетсяникакогодругоговыхода. Вэтом смыслеприятно житьв стране сармией номеродин.

– А какнасчет того,чтобыпереключитьсяна какую-нибудьтему полегче?– спросилаМаринка.

–Возраженийнет, – сказалБорис.

– А мыужерассказалиребятам протвою маму иее книгу, –сказалаСветкаБорису.

– А-а-а, –сказал Борис.– А это некнига. Это –воспоминания.

–Чувствуетсякакое-топренебрежениек материнскомутруду, –сказал я.

– Вовсеи нет. Хотявсе этивоспоминания,мемуарыимеют одиннеприятныйоттенок.

– Какойже?

– Онипишутсядовольнопожилымилюдьми...

– Да, это,конечно,неприятно.

–Разрешитемнезакончитьсвою мысль.

– Да,конечно, –сказал я.

– Онипишутсяпожилымилюдьми,которые чувствуют,что это ихпоследняявозможностьсказатьчто-тохорошее осебе и что-топлохое о том,кто этого, сих точкизрения,заслужил.

– Что жеты не сказалоб этом своеймаме? – спросилСережа.

– Яговорил ей обэтом многораз, и онадаже что-тоисправляла усебя в книге.

– Что жеонаисправила?

– У неетам былатакая фраза:“Я слушалавеликогомузыканта свосторгом иупоением. Ониграл дляменя, толькодля меняодной”. Ясказал ей: “Тыпишешь овеликоммузыкантеили о себе?Единственнаяцель этойфразы – сообщитьвсем, какаяты молодчина,что он игралдля тебяодной”.

– Ну, и