Бредовый суп - Страница 24

нас про нашупоездку.

Мнедаже в головуне пришло,что можнопоехать наморе. Аразве ониходят topless?А как будетпо-русски “mussels”? А тыразве незнаешь?Мидии. Мидии?Вот эти самыеобыкновенныемидии – это иесть mussels?Представьсебе. Нет,все-такижалко тратитьвремя наморе, но вследующийраз, когда вы куда-нибудьсоберетесь,возьмите насс собой.

–Конечно,возьмем, –сказал я.

Г л а в а 11

– Безодной, –сказал я. Мысверилипротоколы, и ябросился кдверям.

– Ну как? –спросил меняЮрийАлексеевич.

– Что выиграли впервой сдаче?

– Шестьпик безодной.

– Так я изнал, – сказаля. – У нас ониостановилисьв пяти.

– Зато мывыиграли трибез козыря навосемнадцатиочках, –сказал ЮрийАлексеевич.

– Где вашпротокол? –спросил я.

– Вызаказалибубновыйшлем?

– Нет. Гдеваш протокол?

– Кошмар, –сказал ЮрийАлексеевич. –Почему?

– Потомучто мыреконтрировалина пяти, – сказаля. – Протокол,ЮрийАлексеевич,где ваш протокол?

– У Дани, –сказал ЮрийАлексеевич.

К намподошел Даня.Мы нагнулисьнад столами исдвинулисвоипротоколы.Нам надо былонабратьпятнадцатьпроцентныхочков. Тогдасо счетом 6:2 мывыходили напервое место,даже если быТаллинвыиграл 8:0 всвоей последнейигре.

–Восемьдесятдва нашестьдесят, –сказал Даня. –Плюсдвадцать двапри сумме стосорок два.

– Ну, –сказал я, –дели.

–Пятнадцать счем-топроцентов, –сказал Даня.

К нампротискивалсяКузьма. Ондумал, чтонесет намплохую весть.

–Таллиннвыиграл 8:0, –сказал он.

Мы всеошалелоулыбались.

– 6:2, –сказал я.

Кузьмаповернулсялицом кстене.

– Ты что? –сказал Даня.

– Слушай,Даня, –прошепталКузьма, – ведьмы – чемпионыСове-е-е-етскогоСоюза.

Черепаховыегребни

Брюгге, 9августа 1997года

–Попробуйпорожку, –сказал яМаринке зазавтраком.

– А чтоэто такое?

– Ну вот,живешь, можносказать, вдвух шагах отБрайтона, ине знаешь,что такоепорожка?

–Все-таки, чтоэто? –спросилаМаринка.

–Краснаясмородина.

– Эх,Илюша, –сказалаМаринка. –Сколько разна Украинебыл, аправильносказать неможешь.

– А какправильно? –спросил я.

–Паречка.

– Точно, –сказал я.

Мывсе-такипошли в музейМемлинга ипровели там,наверное,часа полтора,хотя музейбылнебольшой.После ланча унас оставалосьеще полчасадо встречи соСветкой иСережей. И мыпошлипокупатьвсякие сувениры.

– А мыздесьвстретилиСережиногоодноклассника,– сказалаСветка, кактолькоувидела нас. –Правда,Сережа?

– Да.Только…

–Только этооказался неодноклассник?– сказал я.

– Что-тов этом духе, –сказалСережа. – Этобыл совсемдругойчеловек.

– Нетакой, как ты?

– Нетакой, как я.Но и не такой,каким он былраньше.

–Сколько же тыего не видел?

– С техпор, как мы уехалииз России.

– А, такон из России? –спросил я.

– Да, –сказалСережа.

– А чтоже ты ожидал?Мне довольноблизкие друзьяи знакомыесталиказаться совершеннодругимивсего-то запару лет в концевосьмидесятыхгодов. Изнаешьпочему? Потомучто раньшелюбогочеловека,которыйговорил, чтолюдей нельзяуничтожатьмиллионами, ясчитал умницейи героем. Ипокаразговорышли только обэтом, всеказалисьдруг другуединомышленниками.А когда жизньсталаразнообразнееи началиобсуждатьдругиепроблемы, бывшиеединомышленникиоказалисьчуть ли не врагами.

Мыпроходилимимокакого-токафе, и япотянул всехтуда. АМаринкапредложилапокататьсяна лодке, ивсе сразу жесогласилисьс ней. И мыпобрели всторонуканала.

– Чтотвойодноклассникрассказывалтакое о своейматери? –спросилаСветкаСережу.

– Онанаписалакнигувоспоминаний“Моя жизнь иДавидОйстрах”. Акогда я емусказал, что этохорошо и чтоона,наверное,заработалана этом, такон на меня,по-моему,обиделся.

–Потому чтоона ничего незаработала? –спросил я.

– Незнаю, поэтомули. Но онадействительноничего илипочти ничегонезаработала.

–Почему? –спросилаСветка.

– Я незнаю.Наверное,потому чтотираж был небольшой.У нас такуюкнигу вообщеникто не купилбы.

– Но тамже читают всеподряд, –сказал я.

– Да, новоспоминаниячитаютсяхуже. Тем болеечтомузыкантов-исполнителейдаже высокогокласса почтиникто незнал. Толькоузкий круглюдей.

– Разве?

–Конечно, –сказалСережа. – Наконцертахчетвертьзаласоставлялите, когозапускалитудародственникии знакомыемузыканта. Остальные– кто смогдостатьбилет. А это –тоже узкийкруг. Никтоиз них нехотелпропускатьни одноговыступления,даже если онои не былоинтересным,потому что,во-первых,большеходить былонекуда, аво-вторых,побывать там,куда попастьтрудно,считалосьлестным. Вотты, кстати,как частобывал натакихконцертах?

– Непомню, –сказал я, –наверное,никогда.

– Вотвидишь. А вНью-Йорке,наверное,ходишь каждыймесяц.

– Да,действительно,всех хорошихмузыкантов явпервыеуслышал либовКарнеги-холл,либо вЛинкольн-центр,либогде-нибудь унас в Нью-Джерси.

– Я тоже, –сказалСережа.

– Когдая впервые былв ”Metropolitan Opera”, –сказал я, – мыслушали там“Кармен”. Наследующийдень, наработе, яподелился своимивпечатлениямис моим Джимоми сказал, чтобыл поражентем, чтокакой-тосовершеннонеизвестныйпевецдемонстрировалтакоевыдающеесяисполнение.Ну и Джимспросил, какзовут этогопевца. И ястал долгоискать всвоемпортфелепрограмму. Икогда наконеця нашел ее ипрочитал,Джим сталгромко смеяться.

– Кто жеэто был?

–ПласидоДоминго.

– Вотвидишь. Этоподтверждаетто, что я говорил,– сказалСережа. – Атеперь мойдруг жалуетсяна низкиелитературныевкусы вРоссии, потомучто никому не